«Решения российских регуляторов показывают свою эффективность»
Партнёр агентства 4H и постоянный эксперт Legalbet Иван Курочкин, плавно вращая земной шарик в руках, рассказывает, что происходит с азартными играми в мире. Первая часть большого интервью посвящена истории 4H и российскому рынку.
В 14 или 15 лет попал в Англии в зал игровых автоматов
— Ты партнёр 4H — как докатился до такой жизни?
— Я думаю, здесь можно сделать ответный панчлайн на интервью Ильи. Он в 15 лет поступил на юрфак, а я, к сожалению, сделал это в 16. И не на юрфак МГУ, а на факультет права Высшей школы экономики — дал ему годик форы, скажем так, развиться 😊
Но концептуально к 4Н мы пришли очень интересным образом. Я и Илья работали в международной юридической фирме Dentons, где он возглавлял восточно-европейскую практику игорного бизнеса. Я был непосредственным участником создания этой практики и её продвижения. В какой-то момент мы поняли, что клиентам стоит предлагать что-то большее, чем консультации исключительно по регуляторным вопросам, и расширять список услуг.
Ну и в целом работа в международной компании накладывала определённые ограничения с точки зрения публикаций, маркетинга или PR. Каждую запись, каждый комментарий нужно было согласовывать с главным офисом, а это порой могло занимать две-три недели. Соответственно, ни о каком развитии речи быть не могло, когда один комментарий по две-три недели согласовывается с руководством в Европе.
— А как вы очутились в игорном направлении? Просто пришли в Dentons, и вам сказали: «Ребята, будете заниматься вот этим»?
— На самом деле история очень простая. У нас был один большой клиент, назвать которого я не могу ввиду договорных обязательств. Он уточнял множество самых детальных вопросов по регулированию азартных игр в России. Мы начали активно работать с ним и поняли, что это очень интересная сфера, в которой можно развиваться.
До этого опыта с азартными играми у меня скорее не было, чем был. Помню из детства очень хорошо: в 14 или 15 лет, когда ездил в Англию — по-моему, в Брайтон — на три месяца учить прекрасный английский язык, я каким-то образом попал в зал игровых автоматов. Понятия не имею, как это получилось, видимо, в те годы регулирование и контроль были не особо жёсткими даже в Великобритании. Так или иначе, в 15 лет я успешно смог сыграть в игровой автомат.
— То есть ребёнок, ладно — подросток, приезжает в город и спокойно заходит в зал игровых автоматов. Согласен, что предпосылки, помимо ковида, для последних ужесточений, в том числе в Британии, были?
— Конечно, конечно. Вообще считаю, что игорный бизнес следует заводить в рамки. В разумные, естественно, потому что если ты перекручиваешь с регулированием, то всегда получаешь в ответ множество, скажем так, вариаций, как такое регулирование можно обойти. Ограничения по возрасту или рекламе очень важны, особенно в такой сложной сфере, как азартные игры, потому что здесь переплетены интересы государства, операторов и игроков. И всё это нужно сварить, как очень хороший суп, и чтобы он был вкусным для всех.
В этом плане игорный бизнес — очень интересная индустрия. Люди, работающие в этом бизнесе, осознанно говорят, что да, мы являемся условно неким таким общественным злом, но в целом они чувствуют социальную ответственность.
— Но есть же гемблинговые компании, которые, мягко говоря, не очень заботятся о социальной ответственности.
— Специфика работы в международной юридической фирме позволила как раз увидеть светлую сторону этого бизнеса, потому что мы работали преимущественно с иностранными публичными компаниями. Эти большие публичные компании, которые вплоть до каждой буквы смотрят законы и иные нормативные правовые акты, задают разные вопросы и анализируют, чем тот или иной сценарий обернётся для них. Они сознательно тратились на изучение того же российского или другого рынка в течение 1,5-2 лет и по итогам приходили к решению не получать лицензию, потому что слишком много, например, рисков, которые невозможно просчитать.
— А как ты думаешь, что такого произошло в обществе или законодательстве, что многие серьёзные компании стали больше внимания уделять этой самой социальной ответственности? Многие операторы в голос кричат об ответственной игре, даже сами вводят ограничения.
— Хотелось бы мне сказать, что этот бизнес всегда был социально ответственным, но, к сожалению, это будет неправдой. Здесь история в том, что раньше можно было комфортно работать где угодно (само собой, это касается прежде всего онлайн-оперирования) — отрасль была крайне слабо урегулирована со стороны разных государств и порождала множество коллизий в её регулировании. Поэтому глупо говорить, что бизнес, который нацелен на зарабатывание денег, будет кричать о социальной ответственности, когда его никто не прижимает. Полагаю, что процесс, как ты сказал, кричания в голос и добровольное снижение маржи, как в случае, например, с Flutter в Ирландии, — это именно реакция на жёсткое регулирование.
Большинство людей, работающих в индустрии, понимают, что игорный бизнес глобально регулируется достаточно сильно, и уже давно приняли эту действительность. Собственно, они и взяли инициативу в свои руки, решили просто этот тренд продолжить. И я не сказал бы, что этот тренд ковидный. Ему лет пять, может, чуть больше — именно тогда законодатели в разных странах (особенно в Европе) пошли всё регулировать. Возможностей беспрепятственно работать нелицензионно становится всё меньше, разве что в Азии, некоторых странах Европы и отдельных странах Африки есть дырки в законах. Но и этими дырками операторы перестают пользоваться, так как это потенциально может грозить блокировками, штрафами, могут даже лицензию отозвать.
— Весьма важный момент: как ты думаешь, почему государства в какой-то момент повально принялись легализовывать и регулировать гемблинг?
— Тренд на введение локального регулирования мы осознанно увидели году в 2017-м (тренды доходят с опозданием 😊). Он, собственно говоря, и нам в 4H позволил понять, что мы будем интересны для рынка. Когда регулирования нет нигде, люди, которые занимаются регуляторными вопросами, просто не нужны. Но когда месяц за месяцем новая страна объявляет о легализации, появляется потребность в людях, которые разбираются в различных аспектах этого процесса. И поэтому мы здесь («здесь могла быть ваша реклама»).
Отвечая на твой вопрос. Я даже не знаю... Мне кажется, суть — закрыть нелегальных операторов, перераспределить средства в госбюджет и в целом урегулировать эту сферу. Люди в различных государствах понимают, что игорный бизнес продолжает существовать и никуда от этого не денешься. Население играет, а государство просто проходит мимо, если мы не берём в расчёт неправовые способы решения таких ситуаций. Естественно, власти хотят взимать налоговые платежи и защищать граждан. Абсолютно нормальная и логичная история.
— Доходность азартного бизнеса достигла таких размеров, что государства больше не могут проходить мимо — они массово обратили внимание на отрасль и принялись регулировать. Почему это произошло? Из-за развития технологий?
— Безусловно. Я сам воспринимаю азартный бизнес как очень прокачанную IT-индустрию. Тот же онлайн-беттинг — это же чистое айти, причём очень качественное. В пиковое время нужно обеспечить бесперебойную работу всех систем (включая обработку транзакций, событий в режиме реального времени) — требуются крутые IT-решения. Развитие технологий очень сильно двигает отрасль вперёд.
— И всё-таки: азартные игры — это некое зло или крутая часть IT-индустрии?
— Я бы охарактеризовал так: это IT-индустрия с социальной ответственностью. Мы видим примеры, когда оператор сам ограничивает объём депозита, и это говорит о многом. Тебя не законодательно ограничивают, а ты сам — понятно, что ход был скорее продиктован воззрениями регулятора, ведь никто сам себе рубить маржу не будет, но, с другой стороны, показывая всем, что ты отрезаешь маржу, ты можешь даже получить больше.
Институтов ответственной игры в России нет
— Давай ещё немножко про 4H. Вы хотели уйти дальше, чем просто консультирование по регуляторным вопросам. В чём вы нашли возможности для расширения?
— В предоставлении разных платёжных решений. Когда мы были в большом туре по выставкам — в Амстердаме, Киеве, Барселоне, — то увидели живой интерес к платёжкам. Оператор не всегда смотрит в сторону получения лицензии и работы на регулируемом рынке, и это на самом деле тоже важно. Порой смотрят на историю практическую: как получить платёжный канал для граждан какой-нибудь страны — это вызывает прямой и неподдельный интерес. Это действительно решает ключевую задачу бизнеса, потому что когда ты получаешь лицензию, ты вкладываешь очень много денег, чтобы впоследствии оперировать легально и иметь какую-то маржу с учётом налогов и лицензионных платежей.
С платёжкой всё проще. Ты её интегрировал (пусть этот процесс интеграции не является быстрым), и у тебя сразу появился канал, увеличивающий продажи. В этом смысле подключение правильного платёжного решения является более быстрым и, даже можно сказать, более дешёвым способом увеличить бизнес.
— Платёжек же море — даже нам постоянно присылают предложения, потому что думают, что мы операторы. Неужели это большая проблема — найти платёжку?
— И да, и нет. Платёжек действительно много, но та платёжка, которая будет отвечать требованиям оператора с различных точек зрения (например, интеграция, коммерция, набор платёжных методов), не всегда лежит на виду. Плюс надо тоже понимать, что не всякая платёжка готова взять любого оператора, так как деятельность платёжек также лицензируется и, соответственно, к ним предъявляются серьёзные требования к их деятельности. Таким образом, важно найти правильный мэтч требований и хотелок обеих сторон.
К примеру, на нерегулируемых рынках платёжки смотрят, насколько их риски соответствуют марже, которую они могут получить, например, от клиента с лицензией Мальты или Кюрасао. Соответственно, здесь этих платёжек немного, не все о них знают. У нас есть очень даже неплохие контакты в таких платёжках — Мишель Резник, глава нашего отдела Banking & Payments, около 10 лет работал в различных банках в Лондоне и прекрасно понимает платёжную экосистему. И поэтому он может правильно представить кейс оператора: рассказать, какие у него объёмы, лицензия, и порекомендовать какие-то опции для подключения.
На легальных рынках с наличием локальной лицензии платёжки — это не проблема. Концептуально нет такой ситуации, что тебя никто не возьмёт, если ты получил лицензию.
— Тимур Касумов нам говорил, что подключить офшорного оператора в России — это очень большие риски, поэтому комиссия платёжек слишком высокая. Российское государство всё-таки научилось бороться с нелегальным сектором?
— Они молодцы, да. Ввели списки нелегальных платёжек и операторов, сделали положение касательно того, что финансовые институции не имеют права принимать деньги от оператора, который не находится в «белом» списке, т.е. ограничивают привилегию субъекта.
— Азартные игры — это настолько прибыльный источник, что так существенно влияет на бизнес-показатели банка?
— Как минимум это большая точка роста. Наверное, никто со мной спорить не будет.
— А вот теперь давай переходить к конкретике. Как бы ты охарактеризовал то, что сделали и делают российские власти? Они в плане регуляторики впереди планеты всей или чуть-чуть отстают?
— Ты знаешь, тут нельзя сказать однозначно. С точки зрения блокировок и борьбы с нелегальными азартными играми процесс и ограничения кажутся достаточно правильными. Решения российских регуляторов показывают свою эффективность. Те же платёжки — если что-то очень сильно страдает, то, скорее всего, были предприняты верные шаги. Единственное, никак ещё серьёзным образом пока не отражены p2p-транзакции…
— Вроде, уже начали.
— Верно, но это пока ещё зыбкая почва, предстоит большая работа по выявлению всех этих сложных транзакций. Вот там действительно сложно, да. Однако регулятор в курсе этой проблемы и стремится её решить, что, опять же, не может не радовать.
Отвечая на вопрос, насколько хорошее российское регулирование, тут нужно разделять конкретные сферы, о которых мы говорим. Если мы говорим о блокировках или ограничениях платежей, то в России дела идут хорошо даже на фоне нашей любимой UKGC (при этом понятно, что нет предела совершенству). Но при этом каких-то понятных и регламентированных институтов ответственной игры в России не наблюдается. Сейчас, конечно, рассматривается соответствующий законопроект о самоограничении, но пока остаётся неясным, как он будет воплощён в жизнь и сможет ли обеспечить правильный и бесперебойный механизм внесения лица в реестр, чтобы все организаторы азартных игр, включая казино, могли ограничить человека после включения в один из списков.
— Кстати, да: если человек имел проблемы с зависимостью при игре в букмекерской конторе, то пускать его в казино вряд ли разумно.
— Совершенно верно. В России исторически так сложилось, что вертикали казино и букмекеров достаточно сильно друг от друга отличаются с точки зрения регулирования. Это принципиально разные направления. Элементарно, если сравнить количество актов, которые рассматриваются рабочей группой по регуляторной гильотине при правительстве РФ, где Илья состоит, то по казино их процентов 10 от всех актов, которые заходят на рассмотрение.
— Тотализатор в России тоже отделили.
— Вот хороший пример: в прошлом году, где-то в ноябре, появился интересный акт — внесение изменений в положение о лицензировании. Согласно этому акту, регулятор должен принять решение о выдаче лицензии в течение 45 рабочих дней, а решение о внесении изменений в реестр лицензий в течение 25 рабочих дней.
Бизнес хотел этот срок уменьшить, потому что когда ты открываешь наземную точку, возникает необходимость платить зарплату сотрудникам, оплачивать аренду помещения и так далее, и такие расходы появляются с первого дня. А по факту нужно ждать принятия решения и нести эти расходы без возможности оперировать. Для бизнеса это достаточно затратно, потому что пока регулятор всё не проверит, ты не можешь оперировать.
Кстати, регулятор пошёл навстречу: он счёл позицию бизнеса обоснованной, логически аргументированной и незначительно уменьшил срок. Не слишком существенно, но хотя бы пошли навстречу. Мы в России всегда радуемся, когда власти идут навстречу — этот факт приятен сам по себе 😊
Продолжение — здесь.
Читайте также: